Слесарем вначале на завод
Со статусом парторга принят был.
Но должность инженерную займёт,
В итоге он. И баянистом слыл.
Но петь любил он больше, чем играть.
В работе строгим был и спуску не давал.
Все мог наладить, организовать,
Какую б должность он ни занимал.</p
Парторгом становился не каждый. Эта должность была не выборной, а назначаемой. Вышестоящий партийный орган доверял человеку её исполнять. Сабиру Садыровичу Рафикову горком партии поручил вести эту работу на ЖБИиК. Парторги должны были демонстрировать присутствие партии на местах, собирать информацию о состоянии дел и настроениях на предприятии. Сабир Садырович сам проявлял инициативу, чтобы людям было интересно работать. Он принёс на завод баян и организовал самодеятельность. Сразу стало жить веселее. По карьерной лестнице, от слесаря до инженера, прошёл с удовольствием, даже не мог выделить какую-то должность, где ему нравилось больше. Его душа лежала к любой работе.
Из воспоминаний Сабира Садыровича Рафикова. Работал с 1976 по 2013 гг.
После окончания сельхозтехникума я работал в Булатово бригадиром тракторных бригад. Вскоре решил уйти оттуда, так как нас с директором не брал мир.
Приехал в Куйбышев и решил встать на партучёт. В горкоме меня встретили Николай Кузьмич Апарин и Николай Александрович Асанов. Также там в то время экономический отдел возглавлял Николай Степанович Анненков, мой учитель из сельскохозяйственного техникума. Он спросил:
— Сабир, ты куда будешь устраиваться?
— Ещё не знаю. Хочу посмотреть предприятия в городе.
— Не надо ничего узнавать. Я сейчас позвоню Коваленко, директору нового завода, и попрошу приехать. Григорий Степанович Коваленко сразу же прибыл в горком. Мой учитель начал меня рекомендовать. Говорил, что я хорошо учился, расхваливал как человека и специалиста.
Григорий Степанович, прошедший тяжёлый фронтовой путь, спросил, воевал ли отец. Услышав положительный ответ, эмоционально ко мне расположился. Впоследствии он был мне, как отец. Когда я пришёл на завод, Григорий Степанович говорит:
— Давай, ты будешь работать механиком.
Не успел я обрадоваться, как главный инженер Владимир Фёдорович Хританков возразил:
— Давайте-ка, мы прогоним его по всем цехам. Пусть сначала слесарем везде поработает. Когда полностью освоит весь завод, тогда мы его назначим механиком.
6 апреля 1976-го года я устроился на ЖБИиК. Все испытания прошёл за полтора месяца. Начал с бункерного отделения, где разгружали инертные материалы. Затем меня перевели в бетоносмесительный цех.
Владимир Фёдорович Хританков всё время узнавал:
— Ну, что, Сабир, есть узкие места на производстве? Какие увидел?- Есть, — отвечал я.
— Пиши служебную записку на имя главного инженера, подробно обозначь проблемы.
Где бы я ни работал, всегда старался подмечать проблемные места в технологическом процессе. Думал над тем, что можно сделать и каким образом усовершенствовать определённый участок работы. Приходилось не только доходить до всего своим умом, но и перенимать опыт коллег на других предприятиях. С Сашей Бояринцевым и Лёшей Гутовым ездили смотреть, как работают на железобетонном заводе в Набережных Челнах и Пензе.
Полученные знания внедряли на своих рабочих местах. Например, в цементном складе на разгрузку хопров давалось четыре часа, а мы сутки разгружали, потому что цемент подавался в бетоносмесительный цех шнековым способом. Мы стали варить сосуды под давлением. Шнековую систему убрали и перешли на воздушную. Цемент стал закачиваться во много раз быстрее.
Ещё пример проблемного места. В подштабельном отделении щебёнка или песок рассыпались при погрузке и разгрузке с транспортёрных лент. Мы поставили щитки от бункеров. И стало легче работать. Раньше при разгрузке, полторы тонны инертных сваливалось, потом приходилось убирать вручную. Щиты же не давали инертным материалам рассыпаться.
Кроме этого, усовершенствовали ленту в наклонной галерее. Изначально, при её остановке, инертные под собственной тяжестью скатывались обратно вниз. Мы поменяли направляющие ролики. Их градус был 10-12, а сделали пять.
Также соорудили жёлоб. Щебень из него никуда не рассыпался, даже во время приостановки ленты. Кроме того, загрузочную площадку преобразовали в бункер. Если он наполнялся, то происходило самоторможение инертных материалов, не автоматическое торможение, а естественное.
Чтобы было легче справиться с растормаживанием ленты, мы в промежутке между горизонтальным и наклонным транспортёрами тоже нарастили бункер. Такую систему увидели на тех предприятиях, куда ездили за опытом, и внедрили её у себя.
Как на любом промышленном предприятии, иногда случались курьёзы. Раньше у нас ёмкости для хранения цемента были железобетонными и имели квадратную форму. В каждую входило более 120 тонн. Был случай, когда однажды нижний сегмент ёмкости лопнул под давлением, и меня засыпало цементом.
Всё получилось неожиданно. Я уже работал начальником смены, а слесарем к нам пришёл молоденький парнишка. Получилось так, что ёмкости оказались полными, и ему стали кричать из бетоносмесительного цеха, мол, давай качай, у нас цемента нет. Он и дал туда давление. Как я уже сказал, ёмкость была заполнена до самого верха, воздуху деваться некуда, поэтому произошло резкое расширение. Стенку выдавило, и вся масса рухнула вниз.
Я в это время как раз подхожу к слесарю, чтобы помочь молодому парню. Кричу ему: “Выключай! Куда столько! Ты же видишь, что изо всех щелей цемент сыпется!” И тут смотрю, как стенка размером три на три метра падает прямо на меня. Я по инерции мгновенно переместился, чтобы не придавило.
Всё произошло настолько молниеносно, что я ничего не понял. На ноги поднимаюсь, а воздуха нет. Руки вверх вскинул, они — в цементе. Хорошо, что не растерялся, сразу сообразил, куда я шёл и где упал. Быстро сориентировался, где находятся крепления этих ёмкостей и куда нужно двигаться.
В цементе я, конечно, не мог дышать. Плыл в нём, как в речном потоке, пока не ухватился за швеллер. По нему немного поднялся вверх, и моя голова наконец-то вылезла из цемента. Какое это счастье — я смог вдохнуть воздух!
Отдохнул немного, смотрю, все рабочие цеха бегут ко мне во всю прыть. Когда ёмкость лопнула, а цемент низвергнулся вниз, то пыль поднялась так высоко, что этот столб был виден даже в городе. Я кричу ребятам: “Ищите слесаря! Срочно, пока не задохнулся! Он вот там должен быть!”
Парнишку стали искать в том месте, где он предположительно мог находиться. Ищут, а его нет. Потом видим, идёт от БСЦ. Оказывается, слесарь, как только заметил, что всё рушится, так даже не понял, как перенёсся от страха по железной дороге в сторону БТЭЦ.
Никто не пострадал в этом происшествии. И наказаний никаких не было. Григорий Степанович позвонил в колхоз “Заря коммунизма”, предложил им забрать рассыпавшийся цемент, как подшефную помощь. Председатель сразу согласился, сказал, что у них есть помещение под крышей, куда они примут цемент.
Мой трудовой путь прошёл при трёх директорах. Григорий Степанович Коваленко для меня был, как отец. Мы с ним дружили по-семейному. Все праздники вместе с жёнами и детьми отмечали.С Владимиром Фёдоровичем Хританковым у нас были дружеские отношения. Вместе работали и отдыхали. Когда в 1977-м году получил квартиру от завода, то стали соседями. Владимир Фёдорович живёт на втором этаже, а я на третьем.
Сергей Николаевич Карпик был молодой, гонористый. Не всегда у нас с ним совпадала точка зрения на тот или иной вопрос. Спорили с ним часто. Всё время приходилось отстаивать свою точку зрения.
Если смотреть по годам, то с апреля по октябрь 1976-го года я работал слесарем. Три года, с 1976 по 1979 гг., трудился механиком. Затем меня назначили мастером арматурно-формовочного цеха. В 1980-м стал начальником смены. Через год, в 1981-м, у меня была должность инженера по охране труда. Уволился в 2013-м году. В последнее время одновременно работал на ЖБИиК и “Карачинском источнике”.
Не могу выделить какую-то должность, где мне нравилось больше. Моя душа лежала к любой работе. Кроме того, я всегда был парторгом. Ещё слесарем трудился, а уже принял на себя эту ответственность.
Как парторг решил организовать самодеятельность, чтобы людям было интереснее работать. Принёс на завод баян. Сразу стало жить веселее. Ведь мы же тогда молоденькие были, хотелось попеть и поплясать. Выяснилось, что у нас много певучих людей, а женщины вообще, как соловьи, заливались.
С малых лет играл на гармони. Меня никто этому не учил. Смотрел, слушал, а потом стал играть. Я — слухач. Слух у меня очень хороший. Никогда нотную грамотность не знал. Люди запели, я здесь же нахожу нужные аккорды. Заведующим клубом работал родной брат моего отца. Мне гармонь от него досталась. Наш татарский ансамбль всегда занимал первое место в регионе.
Петь мне нравилась больше, чем на гармони играть. Ходил в хор “Учитель”, которым руководил Валентин Николаевич Зейберт. Как-то он побывал на заводском празднике и услышал, как заливисто поют наши женщины. Говорит мне: “Спроси у Владимира Фёдоровича Хританкова, может быть, он хор захочет организовать. У вас на заводе много поющей молодёжи”.
Пошли мы вместе к Владимиру Фёдоровичу. Я говорю директору, что Валентин Николаевич мог бы организовать хор на нашем предприятии. Владимир Фёдорович воодушевился этой идеей. Приняли Зейберта на работу и хороший баян ему купили.
Ещё на нашем заводе был один из самых лучших в городе вокально-инструментальный ансамбль “Эскиз. Его создали наши талантливые ребята Сергей Дзезюля, Виктор Ким и Александр Фомин. На всех смотрах и конкурсах художественной самодеятельности он занимал первые места.
Вне производственной деятельности я был лояльным человеком. Любил пошутить и посмеяться. Однако, когда дело касалось работы, то мне приходилось проявлять принципиальность.
Однажды на вечерней планёрке Владимир Фёдорович заявил, что всё у нас хорошо, только вот грязь в гаражах и цехах, потому что неважно делается уборка. Решили мы ежедневно убирать в помещениях. Недаром в инструкции по охране труда на первом месте стоят чистота и порядок.
Собрали комиссию, завели журнал. Каждый день проверяли производственные помещения. Если видели, что было недостаточно чисто, снижали баллы. Мне нравилось, как Саша Отроков требовательно спрашивал со своей бригады, чтобы всегда был порядок в цехе.
Я никогда не шёл на компромисс. Поблажку не давал, чтобы всегда все были начеку, тщательно исполняя свои обязанности. Однажды дашь слабинку, простишь раз-два, потом это входит в привычку.
Чувство ностальгии по былым временам меня иногда посещает, и я проведаю ЖБИиК. Приезжаю, прохожу по цехам — всё такое близкое. Завод для меня, как дом родной.
